Хорошо сидим - НОРБЕРТ КУХИНКЕ

Материалы
Политика
- • Израиль
- • Украина
- • США
Жизнь
Окружающий мир
Культура
Редакция
- • Колонка редактора
- • Материалы за сегодня
- • Клуб читателей
- • Эксклюзив
- • Архив
- • Поиск
- • Контакты
- • Рассылка

[560]

Иерусалим

Москва

Нью-Йорк

Берлин

Хорошо сидим - НОРБЕРТ КУХИНКЕ

редактировать

История, люди, статистика | 23.12.2024 | Читали: 164

Всех нашли, всех утвердили. Осталось найти актера на роль профессора Хансена, который приехал в Ленинград изучать Достоевского. С иностранцами у нас в кино всегда была проблема. В советском кино иностранцев, как правило, играли прибалтийцы — латыши, литовцы и эстонцы. И чаще всего эти иностранцы были американскими шпионами.

архив

Кушнерев сказал, что у него есть знакомый корреспондент западногерманского журнала «Штерн» Норберт Кухинке, который, как ему кажется, подходит на роль Хансена. Я попросил Юру устроить так, чтобы я, не знакомясь, посмотрел на Кухинке. Юра назначил ему свидание у проходной «Мосфильма». Норберт подъехал на своем «мерседесе», вышел из машины ... и я понял: идеальный Хансен!

Но не подошел к нему: знал, что прежде чем пригласить на съемки иностранца из капиталистической страны, надо получить разрешение.
И началось! Написали письмо в иностранный отдел Госкино. Там ответили, что они такие вопросы не решают, и переадресовали нас в МИД (Министерство иностранных дел). В МИДе нам сказали, что они такими вопросами не занимаются, и переадресовали нас в КГБ. Из КГБ пришел ответ, что иностранными журналистами занимается УПДК (Управление дип. корпусов). Написали в УПДК. Оттуда пришел ответ, что они удивлены, что мы не знаем, что кинематографом занимаются не они, а Госкино.
— Ты насчет съемки негра в «Совсем пропащем» разрешение просил? — спросил меня Миша Шкаликов.
(Тогда он уже стал начальником Иностранного отдела Госкино.)
— Нет.
— А почему? Ведь Нигерия тоже капстрана.
— Ну, как-то в голову не пришло.
— Вот и сейчас пусть в голову не приходит. Никого не спрашивай и снимай своего журналиста. Потому что никто на себя ответственность не возьмет, и тебя будут вечно отфутболивать. Только я тебе ничего не говорил.
И сказал Кушнереву:
— Зови. Будем снимать.
Но тут оказалось, что и Кухинке надо спросить разрешение у своего начальства. Короче, вопрос решился, только когда мы были уже в экспедиции в Ленинграде.
Норберт приехал вместе с Леоновым, который играл соседа, и вечером, когда я вернулся со съемки, пришел ко мне в номер с бутылкой коньяка. Мы познакомились (до этого я видел Кухинке только, когда он стоял около своей машины). Я сказал, что коньяк разопьем после того, как его отснимем. Он согласился, сказал, что он тоже во время работы придерживается такого принципа. И рассказал, что он ехал в поезде в одном купе с господином Евгением Леоновым. И он удивлен, что та кой популярный и знаменитый актер оказался таким простым, интеллигентным и скромным. Потом Норберт сказал, что ляжет пораньше, чтобы завтра быть в форме. Пожелал спокойной ночи. И ушел. Но его ночь, как выяснилось, не была спокойной.
Утром горничная спросила меня:
— Кто будет за стекло платить?
— За какое стекло?
— У этого, хиппи волосатого вашего.
Выяснилось, что бутылка коньяка не оказалась лишней, потому что Норберт, а с ним еще несколько членов группы все-таки отметили его приезд. А ночью Норберту стало жарко, он хотел открыть окно. Окно не поддавалось. Он дернул посильнее, и стекла вылетели.
Начали снимать мы нашего гостя со сцены в лесу. После вчерашнего вид у Норберта был соответствующий — глаза красные, руки трясутся. Я послал ассистента за водкой и сказал Норберту, что у нас традиция: когда актер снимается в первый раз, он обязательно должен выпить полстакана водки. И спросил у шофера такси, которое ко мне было прикреплено, есть ли у него стакан.
— Обижаете, — сказал шофер и достал из «бардачка» засаленный граненый стакан, к которому когда-то прилип кусок воблы.
Стакан вымыли, но вобла осталась. Ее можно было отодрать только напильником.
— Не обращайте внимания, — сказал шофер, — она многократно дезинфицирована.
Норберт выпил водку. И повеселел.
— Красивый лес, — сказал он.

Сцену снимали в Павловском лесу.
Как это часто бывает, начали снимать с конца — с крупного плана Хансена. (В тот день было очень пас мурно, и Вронский попросил, чтобы снимать начали с крупных планов.) Хансен должен был сказать: «Очень быстро — плохо понял».
Норберт сказал, что готов.
— Мотор!
— Оченьбыстроплохопонял, — слитной скороговоркой произнес он.
— Стоп! Господин Кухинке, все очень хорошо, но после «очень быстро» надо сделать небольшую паузу, — попросил я.
— Извините, я не знал.
— Не страшно. Снимем еще раз. Приготовились... Мотор!
Он опять так же:
— Оченьбыстроплохопонял.
— Стоп! Господин Кухинке, надо немного не так. Вот послушайте, как я скажу. «Очень быстро», потом пауза — потом считаем: раз, два — а потом говорим: «плохо понял».
— Спасибо. Теперь я знаю.
— Мотор!
— Оченьбыстрораздваплохопонял, — той же скороговоркой произнес он.
Это был первый кадр в жизни Норберта. Дальше он разобрался, что к чему, и никаких сложностей во время съемок не было. Сложность возникла, когда он снялся и должен был уехать.
Вечером заходит: рубашка расстегнута до пупа, волосы дыбом, очки искривлены, одного стекла нет. И спрашивает:
— Георгий, а где эта старая б...ь Леонов?
— Не знаю.
«Быстро мы его перевоспитали!» — удивился я. А Норберт достает из кармана бутылку конька, наливает в стакан, выпивает и говорит:
— Тостуемый пьет до дна! (Реплика из фильма.) Прошло четверть века, как снят фильм, а Норберта в России узнает каждый второй.

© из книги Гии Данелия «Тостуемый пьет до дна», Москва, Эксмо, 2005