Книга мемуаров Мишель Обамы «Becoming. Моя история» уже продана по всему миру тиражом более 3 миллионов экземпляров, переведена на 32 языка и 10 месяцев возглавляет самый престижный книжный рейтинг Amazon. В ней бывшая первая леди США рассказывает о сокровенных моментах своей личной истории: детстве, отношениях с братом, знакомстве с Бараком, романе, браке, болезни отца, потере близких. На русском языке автобиография Мишель Обамы выйдет во второй половине октября. С разрешения издательства «Бомбора» «Лента.ру» публикует фрагмент текста, посвященный первому знакомству семьи Обама с интерьерами Белого дома.

Я была в Белом доме всего один раз, пару лет назад. Через офис Барака в Сенате я записала себя, Малию и Сашу на специальную экскурсию во время одного из наших визитов к нему в Вашингтон, полагая, что это будет весело. Экскурсии по Белому дому, как правило, проводятся самостоятельно, но в тот раз куратор Белого дома провел нашу небольшую группу по его коридорам и общественным залам.

Мы смотрели на хрустальные люстры, свисавшие с высокого потолка Восточного зала, где устраивались пышные балы и приемы, и рассматривали красные щеки невозмутимого Джорджа Вашингтона на массивном портрете в золоченой раме. Благодаря нашему гиду мы узнали, что в конце восемнадцатого века первая леди Абигейл Адамс использовала огромный зал для сушки белья и что десятилетия спустя, во время Гражданской войны, там были расквартированы отряды армии Союза. В Восточном крыле проходили свадьбы многих дочерей первых лиц. Гробы Авраама Линкольна и Джона Ф. Кеннеди тоже стояли там до похорон.

Я мысленно перебирала имена всех президентов, пытаясь сопоставить то, что я помнила из уроков истории, с реальными семьями, которые ходили по этим залам. Восьмилетняя Малия поражалась в основном размерам помещений, в то время как Саша в свои пять лет делала все возможное, чтобы ничего не трогать. Она мужественно держала себя в руках, когда мы переходили из Восточного зала в Зеленый с нежными изумрудно-шелковыми стенами за рассказом о Джеймсе Мэдисоне и войне 1812 года, а затем и в Голубой зал с французской мебелью за рассказом о свадьбе Гровера Кливленда. Но когда наш гид спросил, не проследуем ли мы теперь за ним в Красный зал, Саша посмотрела на меня и захныкала обиженным тоном детсадовца:

— О не-е-ет, еще один ЗАЛ!

Я быстро шикнула на нее и одарила материнским взглядом «не смущай меня».

Но если честно, как ее винить? Белый дом — это действительно огромное место. 132 комнаты, 35 ванных комнат и 28 каминов, расположенных на шести этажах. И все это настолько пропитано историей, что ни один тур не сможет ее охватить. Честно говоря, трудно представить себе, что там происходит на самом деле. Где-то на нижнем уровне правительственные служащие входили и выходили из здания, а наверху президент и первая леди жили со своими шотландскими терьерами в семейной резиденции. Но мы стояли тогда в другой части дома, в застывшем во времени, похожем на музей месте, где символы жили и имели значение, — в месте, где сохранялось наше наследие.

Два года спустя я снова вошла туда, но на этот раз через другую дверь и вместе с Бараком. Теперь это было нашим будущим домом.

Президент и госпожа Буш приветствовали нас в дипломатическом приемном зале, недалеко от Южной лужайки. Первая леди тепло пожала мне руку.

— Пожалуйста, зовите меня Лора, — сказала она.

Ее муж приветствовал нас с присущим ему техасским великодушием, которое, казалось, подавляло любые политические обиды. На протяжении всей кампании Барак часто и подробно критиковал руководство президента, обещая избирателям исправить многие вещи, которые он считал ошибками. Буш как республиканец, естественно, поддерживал кандидатуру Джона Маккейна. Но при этом он поклялся сделать передачу президентской власти самой гладкой в истории, поручив каждому департаменту исполнительной власти подготовить документы для новой администрации. Даже сотрудники первой леди собирали контакты, расписания и образцы корреспонденции, чтобы мне было на что опереться, выполняя общественные обязанности, которые перешли ко мне вместе с титулом. За всем этим скрывалась доброта и искренняя любовь к Родине, которой я восхищаюсь.

Хотя президент Буш не говорил об этом прямо, могу поклясться, что видела следы облегчения на его лице, ведь он знал: срок его полномочий подходит к концу, он пробежал эту гонку и скоро может отправиться домой в Техас. Пришло время впустить следующего президента.

Когда наши мужья ушли в Овальный кабинет, чтобы поговорить, Лора повела меня к частному лифту с деревянными панелями, предназначенному для первой семьи, которым очень по-джентльменски управлял афроамериканец в смокинге.

Мы поднялись на два этажа в семейную резиденцию, и Лора спросила, как поживают Саша и Малия. Ей было шестьдесят два года, и она воспитывала двух старших дочерей в Белом доме. Бывшая школьная учительница и библиотекарь, Лора использовала свои полномочия первой леди для поддержки образования и защиты учителей.

Она одарила меня теплым взглядом голубых глаз.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Немного ошеломлена, — призналась я.

Она улыбнулась с выражением, похожим на сострадание.

— Я понимаю. Поверьте мне, понимаю.

В тот момент я была не в состоянии полностью уяснить значение ее слов, но позже часто вспоминала об этом: мы с Бараком присоединились к странному и очень маленькому сообществу, состоящему из Клинтонов, Картеров, двух семей Бушей, Нэнси Рейган и Бетти Форд. Они были единственными людьми на земле, знавшими, с чем нам придется столкнуться. Они на себе испытали все уникальные радости и трудности жизни в Белом доме. Какими бы разными мы ни были, мы всегда разделяли эту связь.

Лора провела меня по всей резиденции, показав комнату за комнатой. Частная территория Белого дома занимает около 20 тысяч квадратных футов на двух верхних этажах главного здания — исторического, с белыми колоннами, которое вы знаете по фотографиям. Я увидела столовую, где обедали первые семьи, и заглянула в опрятную кухню, где уже готовили ужин повара. Осмотрела гостевые комнаты на верхнем этаже как место, где могла бы жить моя мать, если бы нам удалось уговорить ее переехать к нам. (Там также располагался небольшой тренажерный зал — место, от которого Барак и президент Буш пришли в наибольший восторг во время мужской версии тура.) Мне было очень интересно посмотреть на спальни, которые, по моему мнению, лучше всего подойдут для Саши и Малии. Они находились прямо по коридору от основной спальни.

Важнее всего — чтобы девочкам было здесь комфортно и уютно. Если отбросить помпезность и обстоятельства — сказочную нереальность переезда в большой дом с поварами, боулингом и бассейном, — мы с Бараком делали то, чего не хотел бы делать ни один родитель: вытаскивали детей в середине года из школы, которую они любили, забирали их от друзей и запихивали в новый дом и новую школу без особых церемоний. Я постоянно об этом думала, хотя меня немного утешало знание того, что другие матери и дети успешно проделывали это раньше.

Лора провела меня в красивую, наполненную светом комнату рядом с главной спальней, которая традиционно использовалась как гардеробная первой леди. Оттуда было видно розарий и окно Овального кабинета. Хиллари Клинтон, по словам Лоры, показала ей тот же вид, когда она впервые посетила Белый дом восемь лет назад. А за восемь лет до этого ее свекровь Барбара Буш указала на этот вид Хиллари. Я выглянула в окно, напомнив себе, что являюсь частью скромного континуума.

В ближайшие месяцы я почувствую всю силу связи с этими женщинами. Хиллари любезно поделилась со мной мудростью по телефону, рассказав о своем опыте выбора школы для Челси. У меня состоялась встреча с Розалин Картер и телефонный разговор с Нэнси Рейган — обе тепло предлагали свою поддержку. Лора любезно пригласила меня вернуться с Сашей и Малией через пару недель после первого визита, когда ее собственные дочери, Дженна и Барбара, были в Белом доме, чтобы показать моим детям все, что им там понравится, — от плюшевых сидений кинотеатра до способов скольжения по наклонному коридору на верхнем этаже.

Все это очень воодушевляло. Я уже с нетерпением ждала дня, когда смогу передать эти премудрости следующей первой леди. (...)

Меня часто спрашивают, каково это — жить в Белом доме. Это немного похоже на жизнь в шикарном отеле; вот только кроме вас и вашей семьи в нем больше нет гостей. Повсюду стоят свежие цветы, их заменяют на новые почти каждый день. Само здание — очень старое и немного пугающее. Стены и полы толстые и поглощают все звуки. В огромных окнах стоят пуленепробиваемые стекла. Окна нельзя открывать из соображений безопасности, что только добавляет тишины. Дом содержится в безупречной чистоте. Его обслуживает штат официантов, шефов, горничных, флористов, электриков, маляров и садовников, и все они вежливы и бесшумны. Каждый стремится держаться тише воды, ожидая, когда вы выйдете из ванной, чтобы незаметно проскользнуть в нее и сменить полотенца или поставить новые гардении в вазу у изголовья вашей кровати.

Комнаты просто огромные. Даже ванные и подсобные помещения намного больше всех, что я когда-либо видела. Для нас с Бараком стало сюрпризом то, сколько мебели пришлось убрать из каждой комнаты, чтобы сделать их уютнее. В нашей спальне размещалась не только огромная кровать — на прекрасных четырех столбиках, с балдахином пшеничного цвета, — но еще и камин, и зона отдыха с диваном, кофейным столиком и парой кресел с высокой спинкой. В жилой части дома пять ванных комнат, по одной на каждого из нас, плюс еще десять. У меня помимо стенного шкафа была роскошная гардеробная, из которой Лора Буш показала мне вид на Розовый сад. Через некоторое время гардеробная станет чем-то вроде моего личного кабинета — там я смогу спокойно почитать, поработать и посмотреть телевизор в футболке и домашних штанах, в благословенной дали от чужих глаз.

Я понимала, насколько нам повезло жить в таких условиях. Главная спальня жилой зоны больше, чем вся наша квартира на втором этаже дома на Эвклид-авеню. Рядом с дверью в спальню висела картина Моне, а в столовой стояла бронзовая скульптура Дега. Я — девчонка из Саутсайда, а теперь мои дочери спали в комнатах, отделанных под руководством высококлассного дизайнера, и заказывали на завтрак еду у шеф-повара.

От этих мыслей голова шла кругом.

Я пыталась изменить порядки этого места. Сообщила горничным, что наши девочки должны сами каждое утро заправлять свои постели, как они делали это в Чикаго. Я также наказала Малии и Саше вести себя как обычно: быть вежливыми, всегда говорить «спасибо» и не просить больше, чем то, что им действительно нужно или что они не могут достать сами. Мне было важно, чтобы наши дочери не ощущали давления формальностей Белого дома. Да, вам можно играть в мяч в коридоре, сказала я им. Да, можно заходить на кухню в поисках перекуса. Я сделала так, чтобы им не пришлось спрашивать разрешения поиграть во дворе. Однажды после снегопада девочки катались по Южной лужайке на пластиковых подносах, которые дали им работники кухни, — для меня было утешением увидеть это.

На самом деле мы с девочками выступали лишь группой поддержки, бенефициарами всех привилегий и роскоши, которых удостоился Барак. Мы так важны только потому, что от нас зависит его счастье. Мы под такой защитой потому, что если окажемся в опасности, он не сможет мыслить трезво и руководить нацией. Белый дом, как быстро понимаешь, обеспечивает максимально благоприятные условия для жизни и эффективной работы одного-единственного человека — президента. Барака постоянно окружали люди, чья работа заключалась в том, чтобы носиться с ним как с хрустальной вазой. Иногда казалось, нас отбросило на пару веков назад — во времена, когда весь дом вертелся вокруг нужд одного мужчины; а я совсем не хотела, чтобы мои дочери усвоили подобный взгляд на жизнь. Бараку тоже было некомфортно под столь пристальным вниманием, но повлиять на это он не мог.

в отвечали на его почту. Возле Барака всегда находились вертолетчики военно-морских сил США, готовые доставить его куда понадобится, и шесть человек, собиравших в толстые блокноты оперативную информацию, чтобы президент всегда был в курсе последних событий и принимал обоснованные решения. Команда поваров следила за его питанием, а несколько сотрудников, закупающих продукты, защищали нас от любого вида продовольственного саботажа. Они анонимно забегали в разные магазины и делали припасы, не раскрывая, на кого работают.

Сколько я его знаю, Барак никогда не получал удовольствия от шопинга, приготовления еды или уборки. Он не из тех людей, которые держат в подвале инструменты и снимают стресс после работы приготовлением домашнего ризотто или стрижкой живой изгороди. Избавиться от этих забот для него было настоящим счастьем хотя бы потому, что освобождало мозг для работы над гораздо более глобальными проблемами, которых перед ним стояло немало.

Самое забавное — три персональных адъютанта, в обязанности которых входило содержать в порядке гардероб, убеждаться в том, что его ботинки до блеска начищены, рубашки отпарены, а спортивная одежда всегда чиста и отглажена. Образ жизни Барака в Белом доме, конечно, весьма отличался от образа жизни в Норе.

— Видишь, какой я теперь аккуратный? — сказал мне Барак однажды за завтраком, лучась весельем. — Заглядывала в мою гардеробную?

— Заглядывала, — сказала я, улыбаясь в ответ. — Но в этом нет ни малейшей твоей заслуги.