Наполеон вызвал его и, не повышая голоса, сказал почти дружелюбно:
 -  Господин министр, поздравляю с замком. Но как это возможно на министерское жалованье?
Талейран и глазом не моргнул.
 -  Нет ничего проще. Накануне 18 брюмера я купил акции, а на следующий день продал.
В этом и была его особенность: он не походил на грубого взяточника, который хватается за любую монету. Талейран был слишком умен и осторожен. Один доказанный эпизод - и вся его тонкая архитектура влияния могла рухнуть: репутация, карьера, а в иной политический сезон - и жизнь. Он прекрасно понимал, что продавать стране невыгодные решения - значит подписывать себе приговор. Поэтому он никогда не делал того, что оставляет след, который легко показать пальцем.
Он придумал другое ремесло: превращать свои возражения в товар.
Когда Наполеон принимал решение, Талейран, знавший о нем прежде других, приходил к императору и начинал бурно сопротивляться отдельным пунктам. Просил паузу, «уточнить обстоятельства», «проверить детали», «не торопиться». Наполеон, уверенный в собственной правоте, обычно позволял отсрочку: пусть министр выговорится - суть ведь все равно останется прежней.
И вот тут начиналась настоящая работа. Через доверенных людей Талейран передавал тем, кто был заинтересован в исходе дела: император, мол, уже решил отказать. Но шанс есть - можно зайти еще раз, попробовать переубедить. Правда, вопрос тяжелейший: шеф упрям, как ишак, и редко меняет решения. Дело для человека состоятельного, иначе никак.
Ходатай, как правило, не тратил время на философию.
 -  Сколько?
И включался «тариф Талейрана». Меньше чем за триста тысяч ливров золотом он, по легенде, даже не начинал думать.
Деньги попадали куда надо. После этого Талейран возвращал бумагу на подпись уже «после уточнений» - с несущественными правками, с перестановкой слов, с косметикой, которая не меняла смысла. Наполеон, увидев, что решение по сути то же самое, ставил подпись уверенно и спокойно. Все выглядело чисто: император не уступил, министр возражал, документ прошел как положено.
Слухи, конечно, доходили. Наполеон спрашивал прямо:
 -  Говорят, вы получили от ходатая?
Талейран делал вид, что удивлен не вопросом, а самой эмоцией.
 -  Ваше Величество, давайте без чувств - только факты. Вспомните: я хлопотал за это решение? Нет. Кто его принял? Вы лично. Я узнал о нем уже после. И кто возражал против него? Я. Я же тормозил бумагу, я спорил, я убеждал. Но вы все равно подписали - а я подчинился, как министр и должен.
Пауза - и последний штрих, из тех, что действуют на самолюбие сильнее логики:
 -  А клевета на меня, Ваше Величество, лишь подтверждает вашу гениальную прозорливость. На серых и никчемных не клевещут - их просто не замечают. Если меня пытаются очернить, значит моя политика кому-то мешает. А моя политика - это всего лишь воплощение вашей политики. Так что в следующий раз присмотритесь не ко мне, а к доносчику. Мои враги - это ваши враги.
Наполеон смотрел в окно и невольно прокручивал в памяти цепочку событий. Да, решение действительно принял он. Да, Талейран спорил. Да, он не просил и не «пробивал». И правда - за что ему могли бы платить? За то, что был против? Какая нелепость.
Император извинялся, обещал разобраться с «клеветниками» и просил министра спокойно продолжать службу.