Я в снег, как в ломкое молоко застывшее,
Непосильной тяжестью вторгаюсь извне.
По какому праву - потому ли, что выше я? -
Сапогами раны наношу белизне?
И с каких это пор вдруг нечуткой стала я
К чистоте непопранного ничьей пятой?
Кто из белого выжатой влагой талою
Землю дал кропить мне, как водою святой?
И следами вспоротой махрой неглаженой
Снег корит меня: «Как же просто ты
Вдруг лишила для смеха или же блажи иной
Белый цвет обманчивой простоты!»
И, студя, стыдят меня снежинки хрупкие:
«Ты считаешь, что мы в паденьи незначимы?
Что без цели стелемся мелкой крупкою
И убиты будем - не тобой, так иначе мы?»
Нет, я просто шла: от себя ли, к себе ли,
И напрасно считала, что мир радушен.
И над каждым шагом моим скорбели
Снежных комьев упавшие с веток души.
И как будто уколота силой укора,
Замерла я, следить опасаясь боле:
Заживут ли порезы снежные скоро,
Иль ему не справиться с этой болью?
Но недолго мне в страхе стоять недвижимо.
И вперед пойду, больше глаз не пряча, я,
И из снега по праву я воду выжму.
Потому что холодный он. А я - горячая!
Эстер Сегаль